Анна часто видела, как кто-то умирал, кто-то знакомый, потому что защищал её. Она была королевой, но каждый раз видеть то милосердие, которое ей давала Смерть было хуже всего остального. Королева часто ощущала, что виновата в том, что многие люди теперь не могли открыть глаз, не могли сделать вдоха. Они не были живы для того, чтобы была жива она. Чувствовать такую цену каждый раз было все труднее. В этот раз чужая смерть также опустилась на плечи испанки тяжким грузом. С каждым разом ей хотелось потерять самообладание, но она не могла, ей было запрещено это. Если королева сломится, то, значит, сломлен будет и король. Как в шахматах. Это сравнение всегда создавало горькую улыбку на её лице. Они уже связаны с обстоятельствами. Своей кровью, браком, законами и людьми, которые отдают за своих монархов жизни. Это каждый раз горестно видеть, от этого можно сойти с ума, видя всех тех, кто умер из-за тебя. Они снились ей каждый день, из-за чего сон давно стал беспокойным. Людовик ощущал тоже чувство, только редко, когда говорил об этом супруге. Между ними была стена непонимания друг друга. Анна была слишком испанкой для своего супруга. Но они стыдились того, что не могли постоять за себя и кто-то отдавал за них свою. Король Франции любил свой народ, ему тоже было больно, также как и ей. Каждый раз видеть, когда кто-то гибнет. Ведь, это ты забрал их жизнь. Когда она смотрела на сестру Елену, то в её глазах была горечь. Анна не хотела никому смерти, испанка не хотела, чтобы кто-либо умирал из-за того, что им случилось остаться здесь. Болезненный груз с большей силой надавил на душу и на сердце. Испанка ощущала свою вину за все, что случилось, за то, что им пришлось находиться в монастыре и теперь принести ему беды. Она видела, как грустен Арамис, но не стала сейчас подходить к нему. Что она могла сказать при всех этих людях? Соболезнование не принесло бы ничего, кроме как более сильного ощущения потери. Потери закрепляются, когда кто-то чужой говорит тебе так. Испанка молчала, просто потому, что надо было дать время осознать то, что кто-то родной ушел. Настолько родной, что, наверное, чужое сердце сейчас будет гореть огнем, как от глубокой раны. Она привыкла к покушениям, но к чужим смертям, все еще нет.

Ей казалось, что тишина монастыря страшнее всего остального. Королеве приходилось сейчас быть не в своей тарелке, она каждый раз ощущала собственную слабость, когда не могла ничего поделать. В начале умерла её служанка от чужого выстрела, потому что взяла её плащ, теперь сестра Елена отдала свою жизнь. Анна еще не скоро забудет всё то, что произошло за эти дни. Не простит и того, кто сделал это все с ней и с теми, кто попал под это желание наемников убить её. Король тогда останется один, а Ришелье будет счастлив в том случае, если он будет контролировать его в полной мере. Он так давно хотел этого. Вот только испанка все еще была союзником короля Франции, а не врагом своему супругу. Ей хотелось оберегать его, как ребенка, которого недолюбливала мать. Он казался ей добрым, пусть и был подвержен влиянию, но это уходило на второй план. Как сейчас. Интересно, сможет ли она снова увидеть Людовика? Или же Анна не успеет сделать этого. Испанка посмотрела на Арамиса. Его глаза были наполнены горем больше, чем у кого-либо. Та женщина, он любил её, она должна была жить. Это не была его вина.
-Она теперь ангел, Арамис. Всё время рядом, всё время в сердце, - королева произносит эти слова, подходя к мушкетеру. Анна не притрагивается к нему сейчас, стараясь дать тому показать все те эмоции внутри. Её положение может давить, но она обычная женщина, пусть и с большими обязанностями.
-Прошлое уже не изменить, - немного болезненно, но испанка говорит это. Изабель уже была мертва. Её надо было отпустить, чтобы не обрезать ей крылья. Она бы расстроилась, если бы Арамис винил себя, это было видно по её глазам, когда сестра Елена смотрела на него. Слишком много тепла. А сейчас одна горечь.
-Я знаю, что это моя вина. Никто не должен был страдать из-за меня, - в её голосе сталь. Она привыкла к ощущению вины. Пусть и внутри все рушится с треском, словно, кто-то бросил камень в стекло.