Ожидание, длившееся больше месяца, было невероятно волнительным. Мало того, что юная герцогиня никогда не путешествовала на корабле, так еще и страна, в которую ее так внезапно решил взять отец, внушала ей почти панический страх. О турках в Европе говорили многое, но, по словам людей, которые сталкивались с ними лично, все эти разговоры не шли в сравнение с более ужасающей действительностью. Пользуясь благосклонностью отца и излишней его мягкостью по отношению к себе, Патриции часто удавалось оставаться при нем, когда он со своими визитерами обсуждал дела. И в этих разговорах весьма часто мелькали слова "убийца" и "смерть". Настолько часто, что узнав о воле отца, девушка решила теперь воздерживаться от прослушивания таких бесед, ибо сами изменения в ее жизни внушали ей страх, совсем незачем было еще под воздействием разговоров бояться за свою жизнь. Впрочем, убедительности матушки хватило, чтобы за несколько дней развеять опасения своей дочери и девушка с головой окунулась в приятные хлопоты приготовления к отъезду.
Если к моменту отъезда Патриция уже была полна решимости и энтузиазма, то, как только ее нога ступила на борт корабля, и она почувствовала даже через толщу дерева и металла, из которых был построен корабль, как внизу плещется море, ее уверенность вновь угасла. Но даже открывшаяся у нее морская болезнь не  изменила решения герцога, который не уступил, но при этом добросовестно всю дорогу выполнял при дочери роль сиделки. Патриция же несколько раз впадала в беспамятство, а когда приходила в себя, молила о пощаде и даже мысленно желала себе смерти, ибо для юного и весьма хрупкого организма вынести все прелести морской болезни было не под силу. Но благодаря заботе отца и матери, она прибыла в Стамбул в относительном здравии, а главное не потеряв рассудок, чего юная особа боялась больше всего.
Патрицию буквально вынесли на турецкий берег, так как, ослабнув без должного питья и еды, она едва могла передвигать ноги. Может именно поэтому, она смотрела из окна кареты измученным взглядом и Стамбул казался ей чем-то громадным и страшным, не вселяющим ни радостный трепет ни восхищение. Однако, спустя пару дней, когда она совсем окрепла и изъявила желание прогуляться по городу, этот уголок мира предстал перед ней совсем в ином свете. Не похожий ни на один город Европы, он был настолько необычным и завораживающим, что герцогиня, обычно болтливая не в меру, промолчала все время прогулки. С трепетом рассматривая главную мечеть и осторожно ступая по улицам, усыпанным гравием, девушка не могла поверить в происходящее. Окружающий мир был необычайно ярок, пленителен в своем особом очаровании, но при этом отпугивал, ибо лавируя меду прохожими в платье цвета спелого яблока, украшенного жемчугом и драгоценными камнями, Патриция ощущала себя чужой. К тому же, позже, когда первые эмоции улеглись, она заметила, что на улице почти нет женщин, а если удавалось встречать редкую прохожую, ее лицо было скрыто полотном, как и все тело. Повинуясь инстинкту самосохранения и понимая, что косые взгляды мужчин в данном случае несут скорее осуждающий смысл, чем какой-либо еще, девушка взяла отца под руку и уговорила его вернуться домой.
После этого она целый день провела в мучительных размышлениях о том, что собственно говоря ей здесь делать. Судя по словам ее новой служанки, которая оказалась довольно милой девушкой, хоть и немного странной, здесь не принято было проводить балы и званные ужины. Девушкам запрещалось покидать дом без сопровождения мужчины и в самом городе не было ни модных европейских салонов, ничего такого, чем можно было развлечься. И вот это напугало герцогиню намного больше, чем жесткий турецкий характер и разлука с домом. Внезапно осознав, что взяла из Венеции всего пару книг, надеясь найти все здесь, Пат и вовсе впала в истерическое состояние.
-Матушка!
Вбежав в родительскую опочивальню, девушка бросилась в ноги к матери. Искренние слезы заполонили бледные щеки, а ресницы чуть подрагивали, выдавая смятение и отчаяние.
-Это тюрьма! Самая настоящая. Отправьте меня обратно, умоляю. Я готова рискнуть жизнью и вновь взойти на корабль, но умоляю, не оставляйте меня здесь. Я этого не вынесу.
Понимая, что при всем желании ничем не сможет помочь дочери, герцогиня лишь успокоила свое чадо нежными словами, и напоив травяным настоем, уложила спать. Два дня с того момента Патриция отказывалась от еды и не вставала с постели. Ни уговоры, ни угрозы не могли вывести ее из состояния полнейшей апатии, которая затем сменялась истерическими слезами. Впрочем, ко второму дню у бедного создания не осталось сил чтобы плакать и кричать, поэтому она тихо и мирно игнорировала все происходящее вокруг. Но вот, наступил день, которого  с нетерпением ждал сам герцог и он прекрасно знал, что новость, которую он сейчас нес своей дочери, торопливо преодолевая коридоры и лестницы дома, возродит в ней жизнь.
-Душа моя, к завтрашнему ужину мы ждем самого султана Османской Империи с его приближенным - Великим Визирем.- герцог встал напротив дочери в горделивую позу и в радостном жесте вскинул руки вверх - так что вставай, ты же не хочешь предстать перед двумя главными мужчинами этой страны в столь плачевном виде!
До этого безжизненный и почти потухший зеленый взгляд, метнулся в сторону отца и на лице девушки явно проступила озабоченность, которая несказанно обрадовала отца. Решив, что дело сделано и теперь можно отдать дочь на попечение служанок, герцог Сфорца покинул спальню и отправился отдавать распоряжения по поводу предстоящего ужина.
Патриция же, пролежав еще несколько минут, резко села на кровати и взглянув на свое отражение в рядом стоящее зеркало, онемела от ужаса: волосы растрепанны, на лице и намека на румянец, а под глазами залегли глубокие тени. Она походила скорее на приведение, чем на венецианскую красавицу, которой ступила на тот проклятый корабль. Но до этого грустные и унылые мысли теперь сменились судорожными размышлениями о том,  каким образом стоило привести себя в порядок за столь короткий срок. Пусть будущее ей пока не пророчило ничего хорошего, однако, завтра она сможет хоть немного развлечься, и кто знает...султана Империи в Европе называют Великолепным, будет интересно взглянуть на мужчину, заслужившего такую репутацию у своих врагов.